Книга В Мраморном дворце - Великий Князь Гавриил Романов

Я лично думаю, что государю не следовало становиться во главе наших армий, потому что он брал на себя слишком большую ответственность и отрывался от управления страной, то есть тылом, который имеет огромное значение во время войны. Мне кажется, что во главе своих армий могут становиться лишь монархи вроде Фридриха Великого или Наполеона – бесспорные военные авторитеты.

Уже год как я не являлся в полк, и мое положение по отношению к полку было неловким. Мне это было страшно неприятно, но доктор Варавка продолжал меня не пускать на фронт. Поэтому я решил отчислиться в свиту государя. Это означало бы, что я считаюсь на службе в свите государя, оставаясь в списках полка и производясь по полку, но без права носить мундир полка.

Николай Николаевич, покинув Могилев, поехал в свое имение Першино, а оттуда – в Тифлис. Вместе с ним поехал и его брат Петр Николаевич со своей семьей. Во время войны Петр Николаевич находился неотлучно при своем старшем брате.

В это время доктор Варавка ушел от Петра Николаевича, и я предложил ему быть моим врачом и получать то же жалованье, которое он получал. Варавка принял мое предложение, он стал бывать у меня теперь ежедневно. Практика у него все росла, и через некоторое время он отказался от моего жалованья.

Я пробыл в Крыму около двух месяцев, когда получил известие, что брат мой Игорь серьезно заболел воспалением легких и что его привезли с фронта в Петроград. Я очень взволновался и выехал обратно в Петроград, торопясь на свидание с ним.

Меня встретила сумрачная октябрьская погода. Как мне показалось нехорошо в Петрограде после чудесного и солнечного Крыма! Игорь перенес серьезную болезнь, и врачи запретили ему, как и мне, продолжать службу в строю. Оправившись от болезни, Игорь поехал к государю доложить ему о решении врачей. Он не знал, что ему делать, раз он не может служить в строю. Ему очень хотелось, чтобы государь назначил его флигель-адъютантом и чтобы он был отчислен в свиту. Он так повернул разговор (один только Игорь умел это делать), что государь тут же назначил его флигель-адъютантом и отчислил в свиту, разрешив ему продолжать носить полковой мундир.

В это время я был в Павловске у всенощной по случаю кануна одного из двунадесятых праздников. Вернувшись от государя, Игорь пришел прямо в церковь и с большой радостью сообщил нам о монаршей милости. Конечно, мы все были на седьмом небе от восторга. Будучи уже в Петрограде, я узнал и о своем отчислении от полка в свиту его императорского величества с правом носить мундир полка.

20 октября была в Петропавловском соборе панихида по случаю дня кончины Александра III. После панихиды я благодарил государя за то, что разрешил мне носить полковой мундир.

Во время войны несколько раз бывали панихиды в Петропавловском соборе в присутствии государя и членов Императорского дома. Если приезжал в собор принц А.П. Ольденбургский, стоявший во главе санитарной части и работавший не покладая рук, то он, здороваясь с государем, обычно просил его разрешения не оставаться на панихиде, так как он очень занят. Государь всегда его отпускал. Принцу А.П. Ольденбургскому было тогда семьдесят лет, но, несмотря на свой преклонный возраст, он был чрезвычайно деятельный, сам во все входил и на всех наводил страх и трепет. Он много принес пользы России.

Когда государю был поднесен Георгиевский крест, я решил подарить ему копию Георгиевского креста, какой носил Александр I. Крест этот хранился в Эрмитаже. Я пошел в Эрмитаж, но оказалось, что та зала, в которой хранился крест, почему-то закрыта. Я никогда не видел этого креста, но знал о нем, потому что, когда отец получил Георгия на Турецкой войне, он просил заказать ему такой же. Он был меньшего размера, чем обычно, и плоский.

Тогда я отправился в Артиллерийский музей, напротив Петропавловской крепости: там хранились ордена Николая I. Действительно, придя в музей, я нашел Георгиевский крест Николая Павловича. Он находился там же, где были мундиры Александра I и Николая I. У Николая I был Георгий не за боевые отличия, а за 25 лет службы. Мне надо было его взять с собой, чтобы заказать ювелиру Фаберже его копию. Для этого следовало получить разрешение заведующего музеем, но его не оказалось, и сторож выдал мне крест по собственной инициативе. Крест этот отличался от боевого Георгиевского тем, что на нем было написано “Двадцать пять лет”. В наше время Георгиевских крестов за 25 лет службы больше не давали.

Фаберже сделал мне копию этого креста Николая I, но, конечно, без надписи. Я написал государю письмо и послал его вместе с крестом с очередным фельдъегерем. Игорь как раз дежурил тогда в Ставке в Могилеве. Государь велел Игорю передать мне свою благодарность.

В Артиллерийском музее хранилась также Андреевская звезда Николая I и его лейб-гусарский ментик, но почему-то без меха. Там же были его эполеты 1-го Кадетского корпуса, а также – каски Александра I. Я взял в руки одну из этих касок польского кавалерийского полка, шефом которого был Александр I. Каска была кожаная, с небольшим волосяным гребнем. Я думал, что она должна быть очень тяжелой, но, к моему большому удивлению, она оказалась совсем легкой.

Я позвонил по телефону директору 1-го Кадетского корпуса генералу Григорьеву и посоветовал ему взять эполеты Николая I в музей корпуса. Не знаю, удалось ли генералу Григорьеву их получить.

С самого моего детства, с того времени, как моим воспитателем был граф Н.И. Татищев, я очень люблю музеи, в особенности – военные. Когда какая-нибудь вещь, хранящаяся в музее, меня интересует, мне всегда хочется докопаться до ее происхождения и вообще узнать о ней побольше.

Я упомянул, что Игорь дежурил в Ставке при государе. Государь очень хорошо относился к нему. Обычно после завтрака в Ставке государь с наследником и ближайшей свитой делал прогулки на автомобиле. Часто они ездили на берег Днепра, где наследник возился в песке. Государь и Игорь принимали деятельное участие в этом и помогали наследнику, копая для него песок лопатами.

Игорь всегда очень громко говорил, за что дома ему часто попадало. Однажды в Ставке за завтраком он тоже слишком громко говорил, и государь ему сказал: “Я говорю!” Игорь не смутился и ответил государю, что когда он родился, он был синим и его начали бить, чтобы привести в нормальное состояние, и вот он с тех пор и кричит.

Играя в Ставке в лаун-теннис, Игорь вывихнул себе ногу и должен был некоторое время лежать в гостинице, в которой квартировал. В этот день приехала в Ставку графиня Е.К. Зарнекау (Тина), дочь покойного принца К.П. Ольдсенбургского. Она была сестрой милосердия при Уссурийской конной дивизии и по собственной инициативе приехала просить государя, чтобы он приказал выдать дивизии необходимые для нее пулеметы. Начальник дивизии генерал Крымов, несмотря на все хлопоты, никак не мог их получить. Вечером государь зашел к Игорю, у которого сидела Тина, и они втроем поговорили, и благодаря этому разговору Уссурийская конница получила пулеметы. Во время разговора с Тиной государь сидел на кровати Игоря. Как я был счастлив, если бы государь сидел у меня на кровати!

Во время дежурства Игоря приезжал с Кавказа в Ставку Николай Николаевич. Игорь как-то проходил мимо его вагона и увидел его в окне. Николай Николаевич сделал ему знак: будь, мол, бодр! Очевидно, он считал необходимым подбадривать людей в связи с тем, что в это время стали сгущаться тучи на нашем политическом горизонте.